***

- Вспоминая Рэли, - бросил Раудаль, - я сказал бы, что по некоторым плачет роковое свидание с веревкой.
- Вы так часто его поминаете, - улыбнулся дон Григо, беззвучно похлопав по спинке стула. - Ваш герой?
Эдгардо выпрямился, ожидая встретить грудью новое оскорбление. Капитан потер правый глаз, словно в него попала особо вредная соринка.
- Разительный контраст, - вывел глухой, язвительный голос, - который являете вы и Рэли, лежит в том, что философствовать о жизни, которой вы не знаете, всегда легче, чем сказать красиво о том, какой она есть на самом деле.

@темы: Испанские истории

---

***

- Вы знаете, - сказал я, напустив на себя вид блистательного умника, - должно быть, мы боимся счастья. Когда мы несчастны, то можем противопоставить этому хотя бы что-то: воспоминание, надежду. Счастье же поглощает нас: в нем мы забываемся настолько, что можем потерять самих себя. В нашем тревожном мире счастье неестественно - тем не менее, мы стремимся его испытывать. Счастье, - продолжил я, распаляясь, - вещь настолько хрупкая и неправдоподобная, что его хранит его же собственная недолговечность. Неверным было бы считать, что в нашем мире выживают лишь сильнейшие: взгляните, сколько вокруг нас хрупкого, которое порой не замечает свою же слабость, но успевает жить. (c)

@темы: Random Memoirs

---

Испанские истории-2

Про австрийского шпиона, который, к слову, ходил во сне

Весь день до полудня старший Григо не знал покоя, вышагивая по кабинету. Вайсфедер, то ли с неба свалившись, то ли выбравшись из ада, пропал так же внезапно, как и явился, а вестей от капитана и подавно не было. Когда секретарь доложил ему о визитере, дон Григо отмахнулся, громко сообщив, что он чрезвычайно занят, а потише - чтобы гостя гнали в шею. Гость оказался настойчивей, чем дон Григо мог позволить себе вытерпеть, и губернатору волей-неволей пришлось его принять.
Вошедший был приезжим - дон Григо сразу это понял по плотному дорожному плащу вкупе с черным шарфиком, которым была обмотана весьма тонкая для испанца шея. Мотки шарфа доставали до самого подбородка, изящного, как и его лицо, и астенического склада фигура. При среднем росте он казался выше, бледные щеки странным образом придавали ему лоск нежной юности. Короткие черные волосы рассекали высокий лоб, тонкое изящество носа ничуть не портила ощутимая горбинка. Гость дона Григо носил тонкие усики и глядел на губернатора большими печальными глазами, весь вид его был болезненным и нездорово скромным. Присев, он выхватил из кармана воздушной белизны платочек, поднес его к губам и тихонько кашлянул.
- Ну, сеньор... или мистер, кто уж вы там, - вздохнул дон Григо, стараясь быть добродушным.
- Герр.
Голос пришельца был тих и глуховат, то ли с рождения, то ли ввиду затяжной простуды, от которой он явно не излечился.
- Герр, как вас там... дружище... вы не стесняйтесь, раздевайтесь.
- Спасибо. Конечно. Я еще не согрелся, - виновато пояснил тот. Все движения гостя были нервными и осторожными - дон Григо подметил, как дернулось его левое плечо, когда тот поудобнее устроился на стуле. Пальцы занятного визитера тут же вцепились в краешек шарфа. Смотреть он старался в пол, порой поднимая глаза на дона Григо, читавшего в них ту печаль, с которой птичка глядит на изловившую ее кошку. Единственным, что беспокоило дона Григо, была трость со свинцовым набалдашником - весь ее вид отчаянно противоречил остальному.
- Как ваше имя?
Гость назвался, но приступ кашля не позволил дону Григо расслышать его как следует.
- Вы откуда? - вместо этого спросил он.
- Простите. Я австриец.
- Черти морские! - изумился дон Григо, подтвердив свои слова основательным ударом ладонью по столу. - Откуда вы все, австрийцы, только на мою голову беретесь! Сладил с одним - и вот еще, пожалуйста!
- Вы прочли мои бумаги?
Тон незваного гостя был несколько растерянным, но спрашивал он с мягкой настойчивостью, что не вполне понравилось губернатору. Бумаги понравились ему и того меньше: дон Григо, привыкнув верить своим глазам, несколько раз поглядел то в документы, то на гостя.
- Вы уверены, что бумаги ваши? - спросил он, ухмыльнувшись, но невесело.
- Да-да, само собой.
Австрийца звали Иоганн Вернер, и был он из тайной полиции. Дон Григо, не любивший весь тот зловещий ореол, которым покрыты тайные службы, разуверился в госте и его возможной порядочности еще до того, как спросил:
- Герр Вернер, где вы так простыть успели?
- Что... ах, вы об этом.
Запустив тонкий палец под шарф, Вернер несколько ослабил его.
- Еще на корабле, - поведал он. - Я ужасно не люблю путешествовать, но порой приходится. Я прибыл одновременно с господином министром и остановился под чужим именем в городе. Относительно...
Вернер слегка потер высокий лоб.
- ...относительно вашего и моего положения в Дувре я также в некотором смысле и шпион. Безусловно, я бы вам в этом не признался, если бы мое дело ограничивалось шпионажем. Однако в данный момент я говорю с вами от имени Габсбургской монархии. Я уполномочен проследить за безопасностью министра Вайсфедера. Как я смог выяснить, он исчез, и мне необходимо его найти как можно скорее, пока последствия его исчезновения нас всех не затронули. Последствия обещают быть более чем серьезными.
- Неужто? - вздохнул дон Григо, подперев ладонью щеку.
- Война, предположим, - развел руками Вернер. - Вы ведь знаете, всякое может случиться. Правда, я не могу ничего гарантировать, но наше правительство настроено более чем враждебно по отношению к Испании. Что касается меня, мне понравился ваш город. У вас отлично поставлена охрана правопорядка. Ваш комендант гарнизона, должно быть, талантливый человек.
- И с чего же планирует начать ваша славная полиция?
- Слежка, сбор информации, допросы очевидцев, - пояснил Иоганн, несколько потупившись. - Право же, мы в этом смысле ничего нового не придумали. Не беспокойтесь, вы меня и замечать не будете. Все это я делаю во благо монархии и во имя моего долга.
- Ну уж нет, - заявил дон Григо, сплетя крепкие пальцы. - Вы, Иоганн, себе что угодно думайте, а мы вас без присмотра не опустим. Что же, вы, значит, будете тут вокруг нас все разнюхивать, а потом на ушко докладывать вашему Габсбургу? Так дело не пойдет! Отныне поселитесь здесь, а допрашивать будете под присмотром моего братца Эдгардо, и в сторону - ни-ни!
Вернер, тем временем, достал из кармашка тяжелые серебряные часы и всматривался в них с волнением, в котором было нечто трогательное.
- Бог мой, как поздно, - шепнул он едва ли не с отчаянием. - Конечно, мне остается лишь принять ваши условия. Ведь я разоблаченный шпион в некотором смысле. Вы вполне можете заключить меня под стражу. Правда, делать этого я не советую. Соглашусь, это звучит не очень вежливо, но в таком случае меня будет лучше заранее связать.
- Охрана вам нужна? - спросил дон Григо, в который раз изумляясь его хрупкому телосложению.
- Нет-нет. Я вполне могу о себе позаботиться.
- Договорились. Гвардеец вам покажет вашу комнату.
Как только дежурный солдат вошел в кабинет дона Григо, тот едва заметно подмигнул, что служило условным знаком к тому, чтобы схватить посетителя за шкирку и всячески препятствовать его свободному перемещению. Как только рука солдата потянулась к воронику австрийца, тот с изумительной прытью подался в сторону, так что чужие пальцы ухватились за воздух, подхватил свою тросточку и, вскочив со стула, на развороте угодил несчастному по основанию шеи. Бедняга гвардеец свалился, словно подкошенный.
- Вы это специально сделали? - печально спросил Вернер, обернувшись к дону Григо.
- Черт с вами, идите уж...

@темы: Испанские истории

---

Heimkehr

Печальная история о возвращении домой. Вдохновлено несколькими вещами, среди них - фильм "The House of the Seven Gables" (1940). "Heimkehr" - название одной немецкой картины времен войны.
Прочесть ее можно на Самиздате.

Электричка прибывала без нескольких минут десять. Пенсионерки с огромными сумками, дачники, от которых несло прелой листвой, а от кого - и крепкими напитками, целые семьи с простовато одетыми детьми, студентки, недосягаемые за огромными очками и наушниками, - все спешили, поднимались, продвигались к выходу. Лишь один человек остался в стороне от шума. За время поездки он, казалось, не шевельнулся - только однажды придержал рукав, когда рядом с ним присела девушка, чтобы не так была заметна прореха на плече его серого плаща. Забросив ногу на ногу, она быстро расстегнула сумочку, достала телефон с брелком в форме какой-то птицы, намотала шнур на руку и взялась писать сообщение. Потом захлопнула мобильный и до самого вокзала смотрела в то же окно, что и человек в плаще, ничуть не стесняясь его присутствия - так, словно бы он для нее не существовал. А он видел ее, видел рядом их отражения: молодое личико, тонкий нос, глаза, подведенные синим карандашом, темные волосы, скорее всего, крашенные - и блеклое, ничем не примечательное лицо человека, которому серьезно за тридцать. Все это время ему хотелось прижаться лбом к стеклу - он воображал его холодным, хоть августовское солнце и било ему в глаза. Один раз он подался назад, чтобы расправить уставшие плечи, и невольно коснулся ее локтем. Девушка предпочла отодвинуться. Человек бледно усмехнулся.
За окнами застыл перрон. Поднявшись с лавки, расписанной названиями групп, которые он никогда не слышал, запоздалый пассажир прошел к двери вслед за старушкой, которой помогал сойти ее бывший сосед по скамейке - плотный мужчина лет сорока, с густыми усами и скверно выбритым подбородком. Спешить человеку в плаще было некуда. Засунув руки в широкие карманы, он подождал, пока она выйдет, и сам оказался на перроне. Свернув налево, он прошел мимо ряда ожидающих, которые сидели под высокими вокзальными окнами, обогнул группу туристов с огромными рюкзаками и бутылками минералки, расставленными прямо у их ног, и вошел в здание вокзала через автоматические двери. Сквозняк ударил ему в лицо, растрепав сухие волосы. Оглянувшись безо всякого интереса, он посмотрел на большой экран, по которому крутили новомодный клип с приглушенным звуком. Без музыки происходящее в нем казалось дешевой нарезкой из дорогих тачек, чьих-то вилл на мировых курортах и вульгарного вида поп-девиц. Музыка, должно быть, была им под стать. Пройдя сквозь вторые двери, человек в сером плаще вышел в город.
(...)

@темы: Random Memoirs

---

"Каски"

Теперь полный текст первой из повестей "Рогатые Каски" ( "В поисках Греты" ) можно прочесть на Самиздате:
samlib.ru/b/bilxchenko_a_a/

@темы: Рогатые Каски

---

XXI.

Теперь полный текст романа "Полет над грозой" можно прочесть на Самиздате:
samlib.ru/b/bilxchenko_a_a/ridersonthestorm.sht...

@темы: Полет над грозой

---

Испанские истории

О проекте

Итак, начнем с главного - обоснуя) Моей задумкой было сделать нечто среднее между тем, что я пишу в духе юмора, и тем, что пишу серьезно. То есть, вещь - это такая вот пародия на приключенческие романы, с типичными героями, но без театра абсурда и с серьезностями. Грубо говоря, нечто вроде экранизаций "Мушкетеров", где есть и смех, и горе. Вот. Насчет этого опуса мне приходится быть вдвойне осторожней, ибо действие относится к началу 19 в. Но исторический фон - это все же фон, потом его добавлю) Альтернативная история эта зиждется на следующей задумке: предположим, что Испания все же одержала верх над Англией в море, заключила с ней мир на условиях, приближенных к версальским, а чтобы следить и контролировать поверженного врага, аннексировала небольшой кусочек прибрежной территории и устроила там свой протекторат. Но история историей, а в новоявленной испанской колонии на Альбионе жизнь течет своим чередом: народ дерется и мирится, снуют английские шпионы, в общем, творятся всякие приключения) О них мы и расскажем. Пока что задумке нет и недели, так что я осмысливаю главгероев, ищу им имена и тренирую стиль. Знаю, что выставлять куски вне контекста - худший способ выставлять что-либо, но так уж я пишу, отрывками. Помните: все может измениться и поменяться, переписывать и переделывать я люблю)
Кусочки буду выставлять прямо в этот пост.

Некоторые заметки о главных героях и антигероях

На сегодняшний день их уже пятеро)) Не обессудьте то, что большинство из них - тяжелый случай плагиата: я намеренно хотела сделать их шаблоннее, чтобы потом иронию развить.
1. Капитан Висенте Раудаль. Я сразу оговорюсь, это настоящее испанское слово, а не фамилия родственников Ади) Исполняет функции антигероя. Командир военного гарнизона столицы протектората. Скорее всего, кавалерист. Человек выдающихся военных навыков и умений. Бешеный дуэлянт, сторонник "сильной руки" и крепкого кнута в усмирении антисоциальных элементов. В общении высокомерно-холоден, не без едкого чувства юмора, но если его задеть - можно спокойно не досчитаться головы. Затрагивая вотчину спойлера, можно сказать, что капитан - человек непростой судьбы и по-своему тип здравомыслящий, попросту чуждый излишнему гуманизму. При всем снисходительно-насмешливо-ненавистном отношении, которое к нему испытывают жители, когда все становится совсем печально, по иронии судьбы только капитана на помощь и зовут.
2. Эдгардо - главгерой. Как и все ему подобные, отважен, честен, пылок, молод и т.д. При этом человек хитрый, не в плохом смысле слова, а по складу ума. Знает, что где сказать, как вывернуться из передряги, как задурить голову девушке) В протекторате исполняет пока загадочную роль, скорее всего, что-то, связанное с дипломатическими отношениями между испанцами и британцами, по типу советника-помощника-доверенного при брате губернаторе. С капитаном враждует без устали.
3. Теодоро - губернатор пресловутого округа. Старший брат Эдгардо, возможно, сводный, если судить по разнице в возрасте. Толковый, умеренный госдеятель, который при своем далеко не кротком нраве умеет разрешить конфликт и выйти с наименьшими потерями из сложной ситуации. При этом не хитрец и не интриган, руководствуется здравым смыслом, честен и порядочен, в общении прост.
4. Дамы. Дам довольно много, у них пока нет имен, так что о них умолчу)
5. Леди Уинстон. Моя гордость и радость) Маргарет Тэтчер 19 века. Женщина, слабая внешне, но железная внутри, прирожденная интригантка, для которой нет запретных методов, человек ума, действия и очень скверного характера. Замужем за сэром Чарльзом Уинстоном (интуиция не должна вас подвести ни в случае имени, ни в случае фамилии), человеком либеральных взглядов на супружескую верность. К, уж простите, сексу относится с позиции немок 20 века - что естественно, то не зазорно. От этого иногда страдают окружающие ее мужчины)

Глава вторая, отрывок, в котором мы впервые встречаем капитана после не очень удачной дуэли

Взглянув через плечо, Эдгардо заметил, как за спинами танцующих проскользнула тень. Темное пятно затмил фейерверк дамских платьев. Тристан разрядился новой шуткой и дон … поневоле отвлекся от наблюдений.
- Ах, капитан!..
Тон супруги Теодоро отдавал строгостью школьного учителя. Эдгардо явственно представил, как почтенная дама вот-вот схватит адресата за шкирку и как следует встряхнет. Косые взгляды стекались к одной персоне: капитан Раудаль, застигнутый врасплох, глядел на хозяйку дома в осажденном замешательстве. Она не могла придумать лучшего укола его самолюбию. По лицам гостей пробежались осведомленные улыбочки, дамы манерно закатили глазки.
Эдгардо вытянул шею, разглядывая запоздалого гостя. Встреть он его на безлюдной дороге, а не среди светской мишуры – и всеобщая веселость показалась бы ему диковатой. Капитан Раудаль был очень высок. Худым, как щепка, он не был, но все же оставлял впечатление некоторой долговязости и нескладности. Каменная выправка, короткий щегольской мундир, крепкие плечи и руки, - все выдавало человека, не прогадавшего с родом занятий. Лицо капитана украшали угловатые скулы, подбородок гордеца и точеный римский профиль. Эпический этюд разбавляли странная бледность и большие глаза, слегка сглаженные прищуром, отчего казалось, будто вокруг них лежат тени. Говоря о глазах, Эдгардо допускал неточность: левый глаз капитана скрывала черная повязка, исчезавшая в темно-каштановых волосах. Вид Раудаля был мрачным донельзя.
- Как поживает дон Варра? – громко спросила хозяйка. Подбородок капитана дрогнул, что позволило понять, кто был виновником его бед.
- Дон Варра в добром здравии! Отлично выглядит, был со мной радушен! – заметил Эрнесто, снова влезая в разговор.
- Очень рад, - отрезал Раудаль, чей голос оказался низким и глухим.

Глава первая, отрывок, в котором мы впервые видим знаменитую улыбочку Эдгардо

На палубе появился молодой человек. Черный берет, сбитый набок, и черный же костюм ничем не выдавали веселости, прижившейся на его лице. Беспечное выражение подкрепляла улыбка - вернее, улыбочка, насчет которой как-то заметили, что она отдает кислинкой диких яблок. Выдумщица метафоры, конечно же, преувеличивала, однако в улыбке юноши и правда не было простоты. Что-то легкое, но значительное сквозило в его походке, когда он прошелся до борта и с любопытством глянул вниз.

Жизненная беседа между капитаном и чьим-то малолетним родственником

- А кто они были? - спросил мальчишка. Беседа о Раудалях былых времен пришлась ему по душе.
Капитан растянулся в кресле, вынул изо рта трубку и сообщил:
- Они плавали на кораблях. В далекий край Америку.
- А что они там делали?
- Жгли, рубили головы... морально разлагались. Потом об этом узнал дядя король и подарил им титул.
- А дальше что было?
- Дальше? Дальше по морям отправились англичане и стали их резать. А когда об этом узнала тетя королева Англии, она посвятила главного моряка в рыцари.
Втиснув годы истории в три скупые реплики, капитан посчитал, что долг рассказчика он исполнил.

О капитане, несложившемся отдыхе, Камиле и морских снах

В оригинале этот кусочек располагается после того, как Эдгардо, увлекшийся причудливой формой альпинизма, очень некстати свалился на капитана, по долгу службы вынужденного ему помочь.

Было около одиннадцати вечера - по крайней мере, так говорили часы в кабинете Теодоро: губернатор угодил на бумажную каторгу из-за скорого приезда высоких гостей. В трехстах ярдах от его резиденции протяжно скрипнула калитка. Длинная тень проникла сквозь прутья изгороди, рассекая мощеный дворик. По милости луны, сиявшей над зубцами труб, ее контуры были четкими донельзя.
Ночь выдалась спокойной. Узкая дорога огибала неказистые дома, словно подкова, подбитая гвоздями выбоин. Домишки, налипшие на ее край, могли вызвать уважение разве что собственным возрастом; все остальное порождало то ли жалость, то ли грусть. Здесь начинался холм, ползущий вверх, к самому замку. Его склон порос деревьями, чья живая стена довлела над дорогой и возвышалась над крышами. У подножья зеленого вала прижились кустарники, благоухая всеми запахами весны. Их аромат пьянил без вина, словно бутылка с застрявшей в горле пробкой. Смешать его с сигаретным дымом мог разве что человек, враждебный всяческой романтике.
Окурок, придавленный ногтем, полетел в пустую клумбу. Злостный курильщик, не соблазненный ни весной, ни мягким полумраком, толкнул калитку, подозвал коня тихим свистом и спровадил его в стойло. Глухая стена с единственным окошком, выбитым косо-криво, имела такой унылый вид, что рука позднего визитера едва не схватилась за новую сигарету. Взобраться на две ступеньки и войти в дом он, похоже, не спешил. Пустой портсигар решил дело не в его пользу.
В каждом шагу капитана сквозило желание больше никаких шагов не делать. Правый бок, на который он упал по чьей-то милости, превратился в сплошной кровоподтек. Это ничуть не освободило Раудаля от поездки к губернатору, который отчитал его в обычной манере громовержца, и от прочих дел, державших его в Чарльтоне до самой ночи. Путешествие домой вышло из рук вон паршивым: на пути капитана дважды попались бестолковые пешеходы, которых так и тянуло погибнуть под копытами. Вторая остановка, едва не выбившая его из седла, привела к тому, что всю оставшуюся часть пути он боролся с желанием заночевать прямо на обочине. В коридоре, ведущем в его комнату, капитана посетила похожая мысль. Вызвал ее свет, сочившийся из-под двери. Подняв рубашку и обнаружив под ней пятна, по цвету схожие с мундиром, Раудаль подавил глубокий вздох.
- Как ты здесь живешь? - спросила Камила. Ночная гостья была все еще одета; сегодня это не могло не радовать. Ее слова касались более чем спартанской обстановки, в духе которой была выдержана и кровать. Приход капитана подсказал Камиле вытянуться вдоль ее края, да так, чтобы свет непременно падал на ее браслет, подаренный им же. Не снизойдя до разговоров, Раудаль избавился от шпаги, добрался до кровати и упал на нее с размахом, оправдавшим скрип железа. Камила, оттесненная к подушкам, приняла недовольный вид.
- Ты устал? - спросила она.
- Я молод, горяч и полон сил, - бросил Раудаль, защищая правый бок от ее настырных объятий.
- Что-то рано ты себя хоронишь...
- Сегодня - в самый раз.
Камила повела бровью, решив не торопить события. Разговор стих сам собой; подметив, что капитан засыпает, гостья вновь пошла в наступление.
- Мне снилось море, - вздохнула она, подцепив его мизинец. - Такое огромное... ни конца, ни края... чайки, ясное небо... А тебе оно когда-нибудь снится?
Губы Раудаля дернулись в постной улыбочке. Он мог бы поведать, что ему снилось в последние две ночи, но остатки тактичности убедили его промолчать.
- Да из тебя слова не вытянешь! - рассмеялась Камила. Капитан поморщился от звона ее голоса.
- Иногда, - протянул он, - мне снится, что я привязан к корабельной мачте. Под ногами у меня порох, рядом несколько бочек с ним же. Во рту сигарета. Стою я и думаю: сейчас ее выплюнуть - или докурить сперва...
- Да наш капитан сочинитель! - ухмыльнулась Камила, приняв правду за мрачную шутку.

О том, как крестьянин Мигель увидел Смерть, оказавшуюся комендантом

Долину Довера затянло туманом. Молочное марево накрыло город за одну ночь, вчера будучи лишь легкой дымкой. Замок высился над стылым белым морем, будто старый корабль на мели, чья мачта по-прежнему хранила знамя гарнизона. Улочка у подножья холма казалась горной тропкой, протянувшейся между деревьев и скал, на роль которых сошли бы ветхие домишки. Тихий цокот подков, одна из которых прохудилась, зазвучал на повороте. Вслед за ним заскрипела оглобля.
Вопреки погоде Мигель проделал долгий путь от деревушки Лэнгдон, где он выращивал тыквы, до бывшей Касл-стрит, ныне - де ла Армада. Крестьянина гнала нужда в новых бумагах на торговлю: сам он, привыкнув к каждодневному труду, дела формальные решал с ужасной ленью. Так длилось до тех пор, пока инспектор и его отряд не швырнули его в тюрьму, где должно обитать крысам, а не людям честного труда. Мигель морщился всякий раз, вспоминая, как ныли его ребра, - не столько от подстилки из соломы, сколько стараниями солдат, чье усердие было созвучно с крутым нравом их капитана. Вздох крестьянина приглушил шарф, намотанный до самого носа. Повозка подскочила на камне, слегка перекосившись. Мигель остановил лошадь и собрался поглядеть на колесо, когда заметил, как в стороне что-то шевельнулось.
Старая кляча, чьи глаза были закрыты шорами, спаслась от того, что выпало на долю Мигеля. Между двумя домами тянулся узенький проход. В его тесноте скопилось особенно много тумана, из которого вдруг явилась длинная фигура в черном. Мигель вцепился в вожжи, прижав их к груди, где рождался страх сродни суеверному. Туман клубился у ног пришельца, вокруг которых обвился плащ; лицо его скрывала шляпа, надвинутая на лоб; губы - белые, усики - тонкие; на плече - тут Мигелю стало жутко - палка, длинная, будто ручка у косы! Стоит у дороги - и смотрит! Поджидает!
Пропал, подумал Мигель. Пропала моя душенька.
Не помня себя от ужаса, крестьянин хлестнул лошадь. Рука его отяжелела и кляча, обычно медлительная, дернулась вперед, словно заправский скакун. Колесо повозки тут же угодило в яму, которыми пестрела дорога. Под хруст дерева и ржание лошади Мигель повалился на землю. В глазах у него помутнело - к счастью, ненадолго, и он тут же смог вскочить и перекреститься. Рука Мигеля металась ото лба к плечу, пока наваждение в черном близилось к нему широкими шагами. Ноги крестьянина дрожали, будто две хворостинки. Достигнув места гибели повозки, призрак снял с плеча трость и поддел ей полу шляпы. Глазам Мигеля, сверкавшим, словно маяк в ночи, представилось знакомое лицо.
- Команданте! - вскрикнул он, рухнув на колени. Призрак, терзавший его душу, развеялся без следа; трижды восславив избавление, Мигель припал к капитанской щиколотке.
- Совсем из ума выжил? - прикрикнул Раудаль, пытаясь спасти свою ногу.

О капитане, Клариссе и настоящей любви солдата испанской короны

Кларисса, юное и дурное, но знатное существо, прибывает в Дувр с визитом к родичам, где встречает капитана, человека высокого, красивого и в блистательной униформе. Настырные попытки закрутить детско-садовый романчик с "первым парнем на селе" и человеком отнюдь не придворных манер заканчиваются следующим...

- Ах, вы солдатской любви хотите? - спросил Раудаль, вздернув бровь. Его глаза - сырой уголь, вдруг полыхнувший искрами, - внушили Клариссе сделать к нему несмелый шаг. В тот же миг капитан грубо схватил ее за щеки и повернул голову с такой небрежностью, словно проверял дареную лошадь после ухода дарителя. Два поцелуя, пропахшие портовым этикетом, были брошены почти наотмашь. Схватив ее за плечико, он сгреб в кулак оборки платья, тут же ставшего жалким на вид, и дернул вниз, так, что оно разорвалось. Кларисса вскрикнула, но не спасла другое плечо от той же участи. Треск слышался то справа, то слева, скользя вокруг нее гремучей змеей. Страх и стыд молили вырваться из рук, лишившихся последнего приличия. Кларисса попятилась, наткнулась на кровать и с размаху села на нее. Жалобно звякнули прутья: Раудаль уперся в них ногой, сохранив пару дюймов до ее бедра, и навис над ней мрачной тенью, грозившей пригвоздить ее к сурового вида одеялу.
- Как вам, милая сеньорита? - осведомился капитан. - Вполне по-солдатски или желаете большего?
Кларисса глядела на него, не пискнув и не двигаясь, будто статуя, задуманная скульптором после ночи дурных сновидений. Лицо капитана вмиг лишилось всяких чувств. Сняв ногу с кровати, он устроился за столом и флегматично принялся за еду, всем своим видом доказывая, что баранина была отменной. Спустя минуту Раудаль вернул кость на тарелку, услышав позади тихие, но назойливые звуки. Короткий взгляд через плечо убедил его, что Кларисса плачет в три ручья. Капитан не удосужился и бровью повести. Кларисса растирала слезы по щекам, сжавшись на краю постели. Большие влажные глаза глядели на обрывок платья, валявшийся на полу. Раудаль повертел нож и уставился в тарелку с отсутствующим видом. Подняв голову, Кларисса долго смотрела на его плечи, обтянутые мундиром, пока они не приподнялись вместе с тяжелым вздохом. Капитан дотянулся до плотной накидки, висевшей на соседнем стуле, перебросил ее через руку и коротко взглянул на Клариссу.
- Вам повезло, что я офицер, - бросил он.
Кларисса схватила накидку и плотно завернулась в нее, скрыв все то, что было открыто его трудами. Раудаль скомкал обрывки платья, открыл окно и вытер их о раму, заметив:
- Мы возвращаемся к губернатору, иначе завтра он город на уши поднимет. Когда он станет спрашивать, скажете ему, что решили сами прокатиться за город - идея вполне в вашем духе. Лошадь попалась паршивая и сбросила вас в грязную лужу, вы испачкались, порвали платье и слезно молили о помощи. И вот, совершенно случайно, рядом оказался капитан, которому больше делать было нечего, как собирать по обочинам прелестных сеньорит. Лишнего говорить не советую: вам же будет хуже.
- Висен...
- И впредь зовите меня "команданте".
- Да, команданте, - проговорила Кларисса, испуганно пряча взгляд.

О первой встрече Эдгардо и капитана, продолжение

Капитанская шпага лежала на втором стуле. Весь ее вид намекал, что сюда лучше не садиться. Приподняв ее за ремень, дон Григо повесил оружие на спинку стула. Щека Раудаля дернулась, но посягательство на святыню не вытянуло из него ни слова.
- Позвольте представиться: Эдгардо Григо, - сказал Эдгардо, улыбнувшись.
Капитан тяжело посмотрел на него. В его глазах - глазу, поправил себя дон Григо, - читалась безрадостность, а темный цвет и прищур делали его и вовсе мутным.
- Команданте, - ответил его собеседник, едва ли громе, чем шепотом.
Поднеся бокал к губам, Эдгардо вгляделся в капитана. Подобная настойчивость грешила против этикета, но, как ему казалось, была вполне безобидной. На лице Раудаля не встречалось ни единой отметины: ни дуэльного шрама, ни случайного пореза, отхваченного в бою, - если не считать подарка от дона Варры. К тому же, оно осунулось и имело вид слегка болезненный, что еще больше заострило продолговатые черты. Таинственный дон Варра неплохо поработал над противником. Дон Григо пожалел, что еще с ним не знаком.
- Имел большое удовольствие узнать о вас по письмам, - продолжил Эдгардо. - Губернатор лестно отзывался о вашем труде на нелегкой ниве службы. Эль Довер, наш форпост, всегда в центре внимания, и если уж не первая, то вторая тема для бесед в Мадриде - в высшем и прочих обществах.
Капитана не тронула ни одна из реплик. Раудаль закрыл глаза, не удостоив Эдгардо и вежливой улыбкой. Худые пальцы обхватили переносицу, где и остались, скрыв его лицо.
- Эдгардо! Где же вы? - пропел дамский голос, звеня среди светской беседы гитар и скрипок.
- Простите: я вас покину! - сказал дон Григо, попрощавшись легким кивком. - Долг зовет. Увы, в этот прекрасный вечер я себе не принадлежу...
Поднявшись, дон Григо тряхнул головой. Случайные пряди выбились из прически, придав ей элегантную небрежность.
- Когда будете исполнять свой долг...
Голос, тихий и глуховатый, прозвучал из-за спины.
- ...письмо я вам советую спрятать и получше, - окончил фразу Раудаль.

О том, как капитан совершает непростительный поступок

Вырвано из контекста - впрочем, как и все остальное)

- Вас ждет арест, - пояснил капитан. - Суд обычно затягивается, у суда своих проблем по горло. До этого времени вы будете находиться в тюрьме. Вам могут разрешить встретиться с кем-нибудь из родных, но для этого понадобится мое разрешение, которое я последние года два никому не выдаю.
- Вот как? - спросила она. Голос Эстер изменился, а руки по-прежнему не находили покоя.
- Да, - ответил Раудаль, вытянув платок. - С тех пор, как в руках Бенито, парня честного и, конечно же, невиновного, оказался напильник, который он воткнул в горло моего сержанта... Прошу меня простить.
Взявшись за угол платка, капитан прижал его к глазу и слегка поморщился. Эстер следила за ним безо всякого выражения.
- Невозможно... - шепнул он и тут же повысил голос, чтобы его слышали. - Измена в Довере - совсем не то, что измена в Мадриде. Если вам скажут "предатель", то добавят "англичанка" и поступят с вами соответственно.
Голос капитана зазвучал хрипло. Он извинился в прежней холодной манере и прочистил горло.
- Вы что-то спрашивали?
- Нет.
- Мне казалось, я слышал...
Взгляд исподлобья был и давящим, и острым, словно две стороны ножа.
- ...что вы спрашивали, не принести ли воды бедному капитану, который наглотался пыли в дороге.
Сделав маленький шаг, Раудаль уперлся каблуком в дверь. Она скрипнула и приоткрылась. Эстер смотрела, не отрывая взгляд, но и не шевельнувшись. Капитан отнял платок и вгляделся в него, заметив:
- Как мало нужно природе, чтобы ослепить человека. Одна мелкая соринка. Мне всегда не везло на эту дрянь.
- Да, - сказала сеньорита. Ее слова были медленны, будто бы она говорила сквозь сон. Дверь распахнулась, грянув о стену с пугающей силой. Эстер сорвалась с места и исчезла в темном прямоугольнике. Мгновение спустя она появилась вновь. Раудаль был занят тем же, чем и прежде. Она схватила его за рукав.
- Последний, - шепнула Эстер. - Самый последний!
Раудаль обернулся, смотря мимо нее и щурясь больше обычного. Обхватив его шею, Эстер подалась вперед, но отпрянула с той же внезапностью и ушла - насовсем.

О том, как французский гость высказывается на тему гедонизма

Сеньора Альмори вплыла в гостиную. Гостиная была пуста. Обернувшись с присущей ей грацией, сеньора увидела, что диван у окна занимает молодой человек в черном костюме. Между пальцев он держал сигару, сжимая ее с небрежностью. Ленивый изгиб кисти тонул в кружевах манжеты, на свету казавшейся воздушной. Приблизившись, Исидора разглядела его пристальнее: сеньора не брезговала прямыми взглядами, смотря из-под ресниц лишь в тех случаях, когда хотела, чтобы ее взгляд запомнили. Лицо гостя удивляло неподвижностью, тяжелые веки скрывали два стеклышка, чей темный цвет и постылое равнодушие были слишком скупыми для живых глаз. Не только глаза - вся его поза казалась выдутой из стекла, прозрачного и холодного. Не замечая интереса к его персоне, гость поднял руку с сигарой. Дым не вдохнул в него жизнь, только тонкие усики подались вниз - и снова вверх, оставшись единственным, что пришло в движение помимо губ. Наконец, их взгляды повстречались.
- Удивительно, - заметил он с легким придыханием, - как в этом доме не следят за отоплением.
- Вот как? - откликнулась она, обронив пустую фразу.
- Стены совершенно отсырели, - лениво продолжил он. - Принимать здесь гостей и не заметить пятен под потолком - какое вульгарное пренебрежение приличиями...
Сеньора Альмори присела в кресло напротив и взглянула на пятна плесени. Лицо ее сделалось тонким, словно их замещали картины Боттичелли с его причудливыми образами.
- Что можно ожидать? - легко вздохнула сеньора. - Наследное право - и благо, и рок: старые глупцы, юные повесы - на всех один карман и титул. Как можно ждать, - тут она вздохнула, - что в роду, где каждый, как осел за морковкой, бездумно плетется то за тщеславием, то за юбками, средства будут приумножены? Право же, королевской грамотой не прикроешь голую... хм-м... спину.
- Утомительно, - вздохнул гость. - Страсти... Быть их рабом - позорно и глупо вдвойне.
- Вы подразумеваете рабство греха? - спросила сеньора.
- Нет, я говорю не о Священном Писании, - ответил он, приподняв веки. В глазах его отразилась еще большая усталость. Он поглядел по сторонам, словно взрослый ребенок, уставший от игрушек и не желающий занять себя чем-либо.
- Пока, - продолжил он, - невозможно четкое обоснование понятия "грех", я не считаю себя обязанным им пользоваться. Сколько в нем высшего, сакрального смысла, а сколько измышлений полуграмотных монахов? Слово это ушло в народ и в нем приобрело формы, подчас причудливые, если не сказать жестче. У меня нет желания примешивать в мое мировоззрение пошлые языческие традиции, которыми кишат крестьянские селения. Что касается греха в том понимании, которые приводили вы, то я считаю тщеславие глупостью - мне нет в нем никакой нужды. Разгульную жизнь я понимаю в том же ключе.
- Ах, вот как, - улыбнулась сеньорита, выражая понимание. - Вы, значит, не сторонник... как говорится... похождений? Гедонизма?
- Я, - заметил гость, манерно вздохнув, - не считаю нужным разделять эту глупую манеру носиться за каждой юбкой. Нынешние отношения полов ужасающе поверхностны. Культ женщины подменил sens commun. Что может быть рассудительного в восторгании чистой природой? Мой опыт с, - здесь он выпустил то ли имя, то ли название профессии, - был интересным экспериментом, но не более. Восторги девицы я воспринял как женскую прихоть или, скорее, глупость.
Забросив ногу на ногу, гость поглядел в потолок и кивнул собственным словам.
- Что может быть хорошего в vie dissoule? - продолжил он. - Истощить тело и силу характера? Состариться, - здесь он фыркнул, - под сорок, стать немощной развалиной на милости сынков-транжир? Нет уж, увольте. Эту позицию я решительно не разделяю. Другие могут, сколько им угодно, любоваться улыбками флорентийских красавиц. Я нахожу это занятием пустым.
Черные глаза Исидоры разгорались янтарем. Каблук сеньоры раздавил немало мужчин, все они были сильны в обществе, но к прекрасному полу питали смешную слабость. Быть их дамой, их госпожой ей нравилось и помимо денег, которые она не стеснялась требовать, зная, что милый ей не откажет. Многие, о чем ей было лестно думать, не отказали бы ей и узнав, что сеньора - бывшая актриса. В Новом Свете, откуда она прибыла, имя Исидоры Осборн нет-нет да и всплывало в разговорах о ее романах, настоящих и выдуманных по случаю. По пути на континент ей даже удалось пожить на содержании английского пирата, вкусить прелести тропического острова и научиться бою на саблях. С тех же самых пор в Исидоре проснулась страсть к грабежу. Благоверный не позволил ей участвовать в абордажных действиях, на что Исидора смертельно обиделась и подговорила пленного испанца угнать одну из пиратских шхун. Расставание было скорым: моряк и его скудная команда оказались чересчур патриотичными и склонить их к грабежу испанских суден не удалось. По счастью, им встретилось военное судно, плывшее в Ферроль, где слезный рассказ девушки об ужасах плена тронул суровое сердце адмирала Рогелио Альмори. Всю ночь адмирал утешал несчастную, а поутру распорядился арестовать ее друга-моряка, отчего-то вообразив, что они помолвлены. Спустя короткое время Исидора и Рогеро вступили в законный брак. Два года спустя достославный Альмори погиб в бою, что было очень кстати для молодой супруги, которая пустилась в охоту за деньгами. Роже д'Эсте - а она не сомневалась что это он, ведь не врала же родинка, - казался ей легкой добычей, которой можно перекусить хребет и не поперхнуться.
(Роль подставного Роже исполняет капитан)

О преподобном Гае Эммерлинге и его отношениях с крысами

Гай Эммерлинг был, пожалуй, последним, кто годился на этот духовный пост. Дело было отнюдь не в жизни, которую он вел, - тут бы деревенские с суждениями не промахнулись, заметь они за ним какой грешок. Начать с того, что преподобный был рыжеволос. Капитан Эдвард, с его страстью к сочинительству, как-то обмолвился, что сжигай Гай ведьм - и еще неясно было бы, что горит: костер или его шевелюра. Глаза он имел зеленые и пронзительные: порой утверждали, что в них пляшут огоньки даже в темной комнате. Мистер Эммерлинг также имел добротный английский нос - длинный, острый и с горбинкой. Плечи его были узкими, фигура - в меру щуплой, возраст - середина третьего десятка. Если внешность клирика можно было списать на провидение и его происки, то уж никак не манеру держаться. По этой части Гай оставил далеко позади предтечу - Грегори Бека, скромного и тихого старичка. Священник ходил бесшумно, касался вещей бесшумно, а если и касался, то делал это так легко, словно в его руках были не тяжелые тома, а пушинки. Костяшки его пальцев при этом выступали на белых кистях, будто оголенные кости. Когда Гай говорил, то часто улыбался, а улыбался он, чуть прикусив губу. Его оскал заставлял собеседника поверить в то, что Гаю о нем известно много больше, чем даже сам он знает о себе.
Мистер Эммерлинг был заядлым химиком с уклоном в научный эксперимент. Для этих нужд при нем жила черная желтоглазая кошка, душившая крыс и приносившая их хозяину. Крысы ненавидели преподобного. Когда жители деревушки звали его на обед, редкая из них осмеливалась пересечь комнату. В их памяти, видимо, жив был тот случай, когда Гай, гостивший у Бертранов, бросился за одной, перемахнув через стол. А когда беглянка скрылась в норке, решив, что бешеному ее здесь не достать, мистер Эммерлинг засунул туда пальцы и вытащил ее за хвост, не боясь укусов. Из-за опытов Гая часто страдала деревня. Так, пожар в амбаре был объяснен им, как знамение, - а говорил он, словно римский трибун, владея и словом, и голосом. На деле Гай отправился в амбар за кошкой, сбежавшей ночью для отлова мышей. В масляную лампу он залил какую-то гадость своего изготовления - прошлые ее виды он даже рисковал потреблять внутрь. Той ночью было полнолуние, так что осветить себе путь он решил лишь у входа в амбар. Гадость полыхнула с такой чертовской силой, что Гай едва не стал ее жертвой, а постройка воспламенилась, изгнав кошку. Старик Питер, видевший все это, суеверно прозвал огненного призрака "человек с лампой" и еще долго боялся его возвращения.

О тайне происхождения Гая Эммерлинга

- Винсент, ты слушай, слушай! - воскликнул Эдвард, крича капитану, с которым его разделяла длина протянутой руки. Раудаль болезненно сощурился и подпер ухо ладонью.
- О нем говорю! - прыснул Эдвард. Англичанин схватил Гая за плечо, но тут же отпустил, чуть не сбив со стула. Эммерлинг принял его бесчинства с прежней улыбчивой физиономией.
- Значит, ты думаешь, ты изволил полагать, что с преподобным все шито-крыто? - разразился Эдвард. - Ничего подобного, возьми чума его телегу! Тут дело вот в чем, господа, - добавил капитан, втянув Гая в разговор о нем же, - тут, говоря открыто, родовая тайна замешана! Вы думаете, так просто, господа-товарищи, он к нам вышел из лесу и тут же был принят дремучей, суеверной паствой? Я вам скажу: никакой он не Эммерлинг на самом деле-то! Гаюшка, ты прости, но я скажу... он, Винсент, не кто-нибудь и где-нибудь, а тайный отпрыск его милости архиепископа!
Раудаль возвел глаза к потолку. Пока он потирал висок, словно смягчая вопиющую историю, Эдвард вновь подхватил ее нить:
- Видишь ли, - заговорил он тише и с притворной скорбью, - старик Милли, что нынче архиепископ, по юности поддался соблазну и очень удачно согрешил с этой... ну, с этой...
Эдвард замялся, подыскивая упрямое слово.
- Вот с этой вот! - заключил он, обернувшись к Эммерлингу, и вместо объяснений поддел пальцем его рыжую шевелюру. - Думаю, господа, вы поняли! Наутро духовное лицо пришло в расстройство от содеянного, но содеянное было не воротить! Вот от чего наш Гай так необычен глазу! Превратно наделенный чертами греховной девы, под этой оболочкой он унаследовал весь духовный блеск отца! Иначе бы, Гаюшка, встреть я тебя в том лесу - и хоть солдат, но перекрестился бы!
Губы Раудаля дернулись в улыбочке. Историю Эдварда могло спасти лишь то, что Гай и впрямь походил на старика Милли. Поставь их рядом какой-нибудь чудак, и он точно бы сослался на форму носа и ложбинку на губе.

О подвигах австрийского министра и о музыке

- У австрийца нервы железные, - веско вывел Тристан. - Мне отец говорил, как мы еще были в Испании. Студент один - то ли с ума съехал, то ли потом притворился, - пальнул в него на площади. Как же звали его... Хайно! Промазал, разумеется. Так он еще даже с площади не смылся, еще жандармы подбежать не успели, а Вайсфедер уже был возле раненого. Вместо министра задело парня одного... Но это не все еще: приезжал к нам один "фон" из Австрии, меня старше лет на пять, живо интересовался виноделием. Мы с отцом его разговорили насчет того, как в Австрии живется, какие цены, какое правительство. Он рассказал: как он еще министром не был, в Вене едва не стрясся переворот. Пруссия как раз на полях продула, вот и решила бить по тылам. У них там, в Вене, был целый купленный змеюшник, а главный гад, звали его... погоди... Цейсс, так вроде бы. Как ему указали, так и начал он - то есть, они! - песню свою петь: войны разделяют нас, даешь мир с братьями-немцами. Под этим понимая, что Цейсса в первые министры. В верхах им дали кулак понюхать, так что они решили эти же верхи и подставить. Министром у них тогда был старикан, он еще лихорадку перенес, совсем никакой уже был. Они собрали отряд боевой, быстро все входы-выходы перекрыли, вломились к нему и стали требовать, чтобы он задним числом подписывал антидержавный указ. А они его на этом ловить будут. На горячем.
Тристан отвлекся на кофе, который грозил остыть.
- Им что надо было, - продолжил он, подувая в чашку, - не столько указ - все равно только уйди они, поднимется вой-тревога, - сколько скандал. Мол, австрийцы думают, что пруссаки их враг, а на деле второй их главный министр какие-то там указы пишет, а Цейсс державу бережет. Указ, кстати, они с собой забрать хотели, подделка не покатила бы, подделка без крика - что фальшивка. С этим всем, так мне говорили, можно вполне было приграничные земли взвихрить, и так там одни герцоги полоумные. Да только не учли они, что старику станет плохо - а, может, он симулировал. Пришлось слать за его лечащим врачом, а врач был у Вайсфедеров. Так тот не позволил доктора по-хорошему забрать, сказал, что никаких арестов в его доме не будет. Забрали и его, им все равно было, кого куда тащить. Дальше рассказываю, что не прочтешь в газетах. Вайсфедер потребовал личной встречи с заговорщиками. Могли его и не принять, да лучше было держать вместе всех заложников. Вайсфедер и бровью не повел, как выпытал у Цейсса половину его планов. Потом с каменным лицом шагнул назад, к окну, и в него прыгнул. Стекло разбил вдребезги, повезло хоть, что не так высоко было. Цейсс чуть в штаны не наделал - что делать, стрелять, не стрелять. А молодчики его сами в беглеца пальнули. С чем он из боя вышел, очевидец не узнал, да только кончилось тем, что вся столица стала на уши и сбежать тихо у Цейсса не вышло. А Вайсфедера принял Габсбург и лично благодарил. Ты подумай: кто бы вот так решился, чтобы ему в спину стреляли... Видно, что из роду военных, брат его старший - герой войны...
Тристан не упускал случая восхититься офицерами. Он спал и видел себя на военной службе, но появился на свет первым и должен был унаследовать отцовские виноградники. Это отлично знали и Тристан, и его отец, и все же он любил состряпать историю-другую о том, как запел бы Раудаль, попади он под начало полковника Тристана. Самым колоритным предложением было посадить капитана в связанном виде на лошадь и пустить ее в разведку, замечая, откуда по нему стрелять будут. Актерским даром Тристан не владел и от этого унылая капитанская физиономия получалась вдвое смешнее.
- Упражняетесь для "Ла Скала"?
Крики Тристана навлекли беду в обличие героя шуток. Волосы капитана блестели больше обычного, а рука в белой перчатке лежала на сабельном эфесе с алым темляком. Тристан оглядел перчатки и длинные парадные брюки, поджав губу.
- Григо, не мешайте товарищу.
Капитан вывел фразу с таким видом, словно наслаждался зрелищем увязшего в грязи обоза. Тристан сжал пальцы на поручне дивана и смотрел на него с большой неприязнью.
- Впрочем, тогда...
Глуховатый голос Раудаля едва ли не звенел насмешкой.
- ..."Признанную Европу" пришлось бы обозвать "Признанный маэстро". В любом случае, с партией ее первого похитителя вы бы отлично справились.
Дон Григо вовремя избавился от чашки: рассмеяться все же пришлось. Тристан не мог усвоить смысл шутки, злясь и того пуще.
- А вы, капитан, блистали бы в роли отравителя талантов, - парировал дон Григо.
- Вам, Григо, лавровый венок не по размеру. Вы бы из флейты сделали волшебную чернильницу и сами бы на ней реквием сыграли.
- О чем вы вообще? - взбунтовался Тристан.
- О музыке, - улыбнулся Эдгардо.
- Ах, об этом... - протянул Тристан и умолк.

О семейной жизни Иоганна-Германа Вайсфедера, гроссмейстера и австрийского министра

Позднее воскресное утро прижало к стеклу ладони, теплые, пропахшие акацией. Вайсфедер поднялся сразу же, как только проснулся, не изменяя привычкам будних дней. Затянув пояс халата, он мельком взглянул в окно, к которому тянулись узловатые темные ветви. Вздох вышел тяжелым, словно дышать мешали плечи, на которые давил невидимый груз. Австриец перебрал ключи, выбрал миниатюрный, с вычурной резьбой, потянулся к комоду и открыл нижнюю дверцу. Отражение его лица скользнуло вдоль прозрачных желобков затерялось, как только он поднял серебрянную крышечку и наклонил графин над стаканом. Все это он проделал с безразличием и беглостью, словно стрелок, привычно заряжающий мушкет. Звук шагов отвлек его. Коротко взглянув на дверь, Вайсфедер определил все обратно в комод и захлопнул его.
- Доброе утро.
Эрма ответила натянутой улыбкой. Не обойдя формальность, супруг прибавил к ней другую: подошел, наклонился и едва коснулся губами ее щеки. Она словила его руку. Рука была неприятно холодной, несмотря на летний день.
- Как ты себя чувствуешь?
Эрма обменяла формальность на формальность. Вайсфедер убрал пальцы из ее ладони.
- Нормально, - последовал ответ.
- Я вызвала врача, - сообщила Эрма, став к нему в полоборота. Взгляд ее метнулся к потолку и рассек комнату надвое.
- В этом нет необходимости.
Эрма резко повернула голову. Если стеклышки очков, отражая свет, могли скрыть выражение глаз, тогда лицо Вайсфедера было маской из чистейшего стекла. Порой ей казалось, что за прозрачными глазами и капризным изгибом губ не существует ничего - лишь пустая страница.
- Думаешь, я ослепла? - спросила она с недобрым укором. - Если ты не видишь ничего вокруг, не замечаешь и не хочешь замечать, это не значит, что мои глаза слепы!
Она не могла оставаться на месте. Ей нужно было двигаться, показать, что она жива, что она не вещь и кукла, которую он может достать из-под стекла и поставить рядом с собой. Но впереди был он, а сзади - дверь, и сделай она всего один шаг к двери, как ровный голос попросит его оставить.
- Что я должен видеть? - наконец, спросил он. Длинные пальцы механически ощупывали узел на поясе. Вид тыльной стороны ладоней внушил ей отвращение: жилистые, с узлами сосудов, они походили на руки старика. Вспоминать, что эти руки касались ее в постели, вдруг стало невыносимо.
- Почему я должна повторять очевидное? - бросила Эрма, сменив укор на неприязнь. - Иоганн, тебе не столько лет, чтобы седеть неделя за неделей и говорить, что ничего не происходит!
Фраза ей понравилась. Железного австрийца должен пробрать намек на то, что держи он под контролем хоть полмира, есть вещи, неподвластные ему. Когда она выходила за Вайсфедера, каждая его черточка была, словно рисунок чернилом. Темный блондин, высокий, широкоплечий, с манерной линией губ... Время - и бог знает что еще, служба? - были к нему беспощадны. Пусть другие, они все равно не видят дальше мундира и орденов, но она-то не могла не заметить, что с ним творится в последние годы...
- Мне давно не двадцать, - бросил он, всем своим видом показывая, что не видит в разговоре смысла.
- Тебе и не сорок!
Уж если старая графиня что-то и внушила дочке, так это что выходить не за того надо, по кому голова идет кругом - и скажи еще, что не у тебя одной! - а за того, с кем можно жизнь прожить, и поспокойнее. Пусть и непросто, пусть не по любви, но такой и не удушит страстью, и вниманием не обделит, а если еще и умник, с таким всегда договориться можно. За такого ее и выдали, она была довольна, он ей нравился. Генно, как звал его папенька, тогда еще посол при датском дворе, почти не улыбался, никогда не смеялся, и никуда не лез, сломя голову. Если смотреть из настоящего в прошлое, Генно был никем. Младший сын в семье военных - братья офицеры, отец полковник, - вдруг выбирает цивильную службу и за какие-нибудь пару лет выбивается в Вену из провинции...
- Впрочем, можешь молчать, - вздохнула она, и ее голос надрывно дрогнул. - Можешь молчать. Закрываться от меня на замок. Я разрешаю, давай, темни...
...но все же он не партия для дочери того, кто метит в заоблачные дали, как делал ее отец - и выиграл в конечном счете. Эрма не лезла в дела родителей, ей и в голову бы не пришло в них сомневаться, но многим позже она решила, что граф, годами миривший Пруссию со всей Европой, уже тогда поставил на соседа-гегемона, с которым нужно было не только учиться жить мирно, но и знать, как воевать. Будь Генно военным, их брак никогда бы не состоялся, и об этом она готова была жалеть во всеуслышанье. Вместо него воевали братья, а он собрал в железный кулак свою железную волю, и стал Гроссмейстером, сыграть с которым еще долго никто не решится. Ах, милый Генно, подумала она, впервые назвав мужа этим жалким и смешным именем. Милый Генно, ты знал, на что и за кого идешь, ты даже шпагой не владел и, похоже, до сих пор не владеешь...
- ...только скажи мне одно: с каких пор Вайсфедер хватается за сердце, когда поднимается по лестнице? Скажи, и я замолчу.
- У тебя слишком богатое воображение.
На лице и мускул не двинулся. О, нет, она его не знала... Не знала и не понимала, на какую идет жертву. А ей казалось, что стоит им зажить семьей, и сквозь напускную холодность проступит другой Вайсфедер, и она, наконец, увидит, каков на деле честолюбивый австриец. Но нет: с тем, с первым, ей судилось прожить годы. Он не любил никого и ничего, кроме шахмат, охоты и политики. Их дети были безразличны им обоим. Он ни разу не вспылил, не показал свой норов, за исключением того единственного случая, когда его привели под руки после какого-то сборища в министерстве. Речь шла о дуэли, Вайсфедер был невменяем, парализован яростью, а наутро, когда она заглянула к нему, посмотреть, не наложил ли он на себя руки за долгую ночь, сидел и потягивал кофе с таким видом, будто ничего и не произошло.
- Ты когда-нибудь бываешь человеком, Иоганн?
Подбородок австрийца медленно выступил вперед. Вот он, австрийский норов, вот все, что от него осталось, от других Вайсфедеров, - настоящих, а не притворных. Отец Иоганна забил венгерского стрелка едва ли не до смерти - обвинил в дезертирстве, хотя полковник-мадьяр все отрицал, утверждая, что парень сбежал из плена. Братья - Рейно и Фридо - оба спились, да так ладно, словно друг с другом по вечерам посиживали, хоть старший служил дома, а средний - в Новом свете, у испанцев. Умер отец, не выдержав пусть и замятой, но опалы, - сердце. Умер Рейно, не дожив до сорока, - сердце не выдержало. О Фридо вот уже много лет - ни слуху, ни духу. Она подозревала, что Иоганн пьет, но до недавних пор не могла его этим попрекнуть: ее "богатое воображение" стало притчей во языцах.
- Мне бы хотелось знать, кого ты считаешь "человеком".
Руки его успокоились, упираясь в бока безо всякой напряженности.
- Того, кто способен на человеческие чувства! Ты не веришь в них, не хочешь, верить, что я волнуюсь? Забавно, не правда ли? Твоим братьям не помог никто, неужели ты хочешь повторения? Бог мой, Иоганн, у тебя же нет наследника, неужели и об этом ты не хочешь думать?
Умей он смеяться, он смеялся бы. Его ничуть не занимало все, что касается семьи. Эрма закрыла ладонями нос, тихо вздохнула и спросила:
- Кто она?
- Никто, - ответил он.
- Ах, понятно.
Никто... Подумать только: Гроссмейстер изводится из-за мещанской юбки. Страдал бы он так же, если бы с законной супругой что-нибудь случилось - например, решила бы топиться или сбежать? Эрма знала ответ, но больнее всего жгла безответная холодность...
- Врач скоро будет, я надеюсь на твою рассудительность. Удачного дня.
Эрма покинула спальню. Вчерашним вечером, у фон Таузенов, снова был поэт-француз. Тонкий, нервного склада, он, как и в первый вечер, собрал их в тесный круг, велел притушить свечи и, оплавив одну из них огоньком другой, просто поставил на блюдце. Глаза его блестели по-кошачьи, он наклонялся все ближе к дамам, замершим от волнения, и шептал, шептал стихи, сбивчиво, останавливаясь, словно пьяный... "И, как лоза, тянусь я к небу, забывая, что горек мой удел и тщетен бой... к звезде, что днем меня теплом лаская, до самого рассвета не со мной..."

О случае соблазнения одной австрийки

За последней оградой, косившей на север у последнего домика, на вид довольно сиротливого, начинались рытвины и колдобины. На лбу Вайсфедера проступили лишние морщины, одна засела у самого краешка брови, походя на дуэльный шрам. Австриец почти не открывал глаз и лишь касался ладонью светлого пятна на сиденье, которое нагрели солнечные лучи. Раудаль забросил руку за голову и смотрел на попутчика с видом молчаливым, но мрачным. Подметив его взгляд, Вайсфедер повел бровью, медленно откупорил флягу и приложился к ней. Лицо его ничуть не изменилось.
- Когда мы прибудем, вы скажете, что я пьян, - пояснил он.
На губах Раудаля промелькнула сухая улыбочка. Австриец вздернул бровь - так сильно, словно под ней держалось стеклышко монокля.
- Что, разве не похож? - осведомился он с прежним бесстрастием.
- Как сказало бы одно духовное лицо, ваш вид суровей целого шотландского кладбища.
Пальцы Вайсфедера легли на пуговицу. Он повертел ее, как вертят зеркальце, пытаясь увидеть в нем хотя бы половину лица.
- Вы умело выдаете свои слова за чужие, - заметил он, - но вы правильно сделали, что не пошли в политику. У вас есть то, чего не хватает мне: вы хорошо притворяетесь. Но делать это вы не любите. Если обстоятельства позволят, вы покажете, что неискренни. Будь я лицемером, многие вопросы решались бы гораздо легче. В моей семье военных меня не могли этому научить.
Австриец отпустил пуговицу. Карету опять тряхнуло, он глотнул воздух, но справился с собой быстро.
- Меня могли научить только двум вещам: как вовремя спиться или как кончить жизнь на дуэли. Все остальное было им недоступно. Мне пришлось выбирать и действовать на свой страх и риск и я знал, что на моем пути не будет поворотов. Один раз...
Вайсфедер прижал палец к губе, смахнув с нее улыбку.
- Один раз, - продолжил он, - мне поручили завоевать расположение одной влиятельной дамы. Мне было сложно представить, как следует действовать. Слова "роман", "обольщение", "соблазнение" для меня пустой звук. Я никогда не позволял и не позволю поставить женщину выше меня. Лучшие из них пытаются подражать мужчинам, в уме, в выдержке, в расчетливости. Но отношения с ними невозможны. Из охотничьего ружья следует стрелять и вешать на стену. И все равно раз в год оно стреляет само, как вы знаете. Моя задача была трудной, но отступить я не мог...
Они поворачивали. Кучер придержал лошадей, следуя требованию капитана ехать потише. Сверкнуло солнце, ударив в их глаза ослепительным кнутом. Испанец поморщился и опустил занавески.
- ...когда дама приняла меня, - продолжил австриец, - я сделал следующее. Сначала я бросил ей в ноги букет цветов. Движение мое больше напоминало взмах саблей. Не дав опомниться, я... Я пал перед ней на колено и прочел небольшой стишок любовного содержания. Эта несчастная женщина...
Австриец переглянулся с капитаном, улыбавшимся вовсю.
- ...эта женщина была так испугана, что ей не запомнилось ничего. Кроме того, что фон Вайсфедер принес ей цветы, стоял на колене и о чем-то говорил. До этого дня я не давал повод подумать, что я на такое способен. Я и не был, но я обманул не ее глаза, а ожидания.
Казалось, Вайсфедер потянулся к сердцу. На самом деле в его пальцы вновь попала пуговица.
- В таких случаях говорят: мы прекрасно провели вечер. Имея в виду ночь, - добавил он.

запись создана: 08.03.2010 в 00:55

@темы: Испанские истории

---

"Каски"

XIX.

- А что, протез спасает? - спросил Вессон, затушив любопытством злость.
- Безусловно.
- Вот и славно. А теперь я с этой ищейкой потолкую.
- Помните, - предупредил полковник, - что поиски василиска строго засекречены.
- Это как же?
- Я сообщил органам следствия, что мы ищем не Грету, а гарантию на фельдмаршальский маятниковый хронометр.
- Умна подделка... А если они эту гарантию и отыщут?
- Маятник изготовлен в 17 столетии, - пояснил Туфенхорн.
Майор Сет до сих пор возился с лампочкой. За время разговора, который, как было помечено в его записях, длился шесть минут тринадцать секунд, майор успел нащупать и оголить провода, отчего его улыбочка подергивалась от разрядов тока.
- А вот скажите, майор, - начал Вессон, для важности качнувшись на каблуках. Половица скрипнула, треснула и почти распахнулась, открыв ход в обитель магмы, но полковник придержал ее носком. Улыбка Сета дрогнула за лампочкой, будто ошалелый светлячок. Отпустив провода, майор осел на табурет, забросил ногу на ногу и снова явил их взорам ядовито-желтые носки.
- Вы, - нахмурился Вессон, - ничего странного в комнате не обнаружили?
Ответом была улыбка, налипшая на физиономию Сета, будто репейник на кошачий хвост.
- Спросите проще, - шепнул полковник.
- Ну, нашли вы что-нибудь или не нашли?
Плечи майора дрогнули с вялой мягкостью, словно цыплячьи крылья.
- Лопухи вы, - отметил Вессон. - А я вот нашел.
Забросив ногу на стул, генерал отслоил от подошвы кусочек алого атласа.
- А это что, вы мне скажите? - гордо спросил он. - Пока вы тут мебель порошком марали, я отыскал улику.
Спина майора выгнулась. Полковник прищурил левый глаз.
- Я вам вот что скажу, - заявил Вессон, потрясая находкой. - Ткань-то не военхозная! У нас таких не делают, атлас штука непрактичная, вечно рвется, да и не пустишь на бинты. Тот, кто посмел оторвать кур... гарантию от сердца герр фельдмаршала, явно не из наших будет.
- Учтем, - хихикнул Сет.
- Теперь задача наша - найти то место, где я в эту тряпку вступил. Найдем его - найдем и след грабителя, если таковой имеется.
К поискам приступили немедленно. Пока полковник силился разобраться в том, что было натоптано на полу, Сет распылял едко-фиолетовый аэрозоль. Карандаш в его руке отплясывал заводные па, внося записи в потрепанный блокнот, между страниц которого виднелся свежий чек.
- Я, кажется, нашел, - заметил Туфенхорн.
Обрывок атласа налип на каминную решетку. Вессон преклонил колено перед кучкой углей, жмущихся друг к другу, будто черти в зимнем бараке. Отодрав ткань, он вперил в нее взор, но ответы так и не получил. Атлас был передан полковнику, после - майору Сету, который сунул его в пробирку с реактивом, отчего в воздух всплыли радужные пузыри.
- А почему камин не растоплен? - бросил Вессон. Неудача с опознанием ткани легла тяжелой миной на поле его души. К тому же, его колено покрылось пеплом, напоминавшим сигарный, хотя курить в инкубаторе никто не думал.

@темы: Рогатые Каски

---

Падение

...Падение в глубины мрака окончилось мягким ударом о нечто гладкое и пронизывающе холодное. Холод коснулся обеих ладоней, притронулся к его затылку, - прозрачный, не приносящий боли, только приятное оцепенение... Его сердце немного успокоилось и билось не так сильно, как во время стремительного падения в никуда.
Над ним было небо - но какое небо... Пронзительный оттенок синего вплетался в белые облака, рассеченные легкими лучами солнца. Эта картина отразилась в его изумленных глазах, проникая в сердце, наполняя душу умиротворенностью и давно забытым, почти детским восторгом.
Оторваться от небесного великолепия стоило нескольких болезненных секунд. Эксман поднялся - и тут же взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Под его подошвами был лед. Небольшое озеро служило зеркалом небес, впитав в себя великолепие заоблачных высот - тонкое, нежное, невесомое...
Эксман вглядывался в поверхность озера до тех пор, пока отблески света на зеркальной поверхности не стали резать глаза. Теплая слеза скатилась по его щеке. Он вытер ее, чувствуя, как на губах появляется улыбка, цинизм которой остался в другом, внешнем мире. Восхищенный, тронутый до глубины души этим безмолвным великолепием, Эксман перевел взгляд на свое отражение... и почувствовал, как его сердце вдруг сдавил холод. На него смотрел совершенно другой Эксман. Он был бледнее прозрачного льда, с глазами, выражавшими застывший страх; рот был немного приоткрыт, словно пытаясь удержать ускользающий воздух, а сквозь пальцы, прижатые к груди чуть ниже сердца, сочилась темная кровь. И когда первая капля, стекавшая с руки его отражения, коснулась внутренней поверхности льда, все изменилось. Лед почернел - мгновенно и пугающе. В его темных глубинах вырисовались очертания фонарей... тусклые, неживые лампы были обмотаны колючей проволокой... а за ними, все глубже и глубже, - мертвые вышки, коробки заводов с заколоченными окнами... здания, здания, стены, поблекшая краска, битое стекло, отравленный дождь, капли, бьющие по ржавому металлу... люди в черном с бесцветными глазами... человек с моноклем, склонившийся над картой мира... и над всем этим - проволока, рассекающая бесцветный небосвод... Тонкую грань из льда, отделявшую Эксмана от мира будущего, рассекла трещина, и под ним разверзлась черная бездна ледяной воды. Страх предательски ударил его в спину, и он соскользнул вниз, в черную воду, смешавшую в себе холодную безысходность самой мрачной эры в истории Земли...

Примечания

[Вырезанный эпизод]

@темы: Полет над грозой, Random Memoirs

---

XX.

Генерал О'Хара заслуживал его особой ненависти. Именно Майкл с легкостью рушил все планы Лесли и его интриги, именно по его вине генерал терпел одну неудачу за другой. Лесли ненавидел и боялся Эксмана; Майкла же он просто ненавидел. Начальник штаба находился на недостижимой высоте: Лесли завидовал не столько его острому уму, сколько элегантности манер и неотразимому обаянию - всему, чего он сам был лишен. Майклу же было глубоко плевать, что о нем думают сослуживцы. Он никого не запугивал, разве что в шутку, не создавал себе репутацию опасного человека и философски относился к карьерным гонкам. При этом он продвигался по службе быстрее самых заядлых интриганов, совершив абсурдный скачок и заслужив три генеральских звездочки в тридцать пять.
Взглянув на часы и отметив, что рабочий день почти закончен, Лесли поспешно спустился вниз. Ему не хотелось, чтобы этот чудесный день испортили надоевшие проблемы и ненавистные лица. Шоссе вывело его в город, но Лесли так спешил, что свернул с оживленной улицы в узкий переулок между домами - так он часто сокращал свой путь. Проехав до его середины, Лесли был вынужден заглушить мотор: дорогу преграждало нагромождение мусорных баков, картонных коробок и прочего хлама, который успел накопиться здесь за ночь. Губы генерала недовольно скривились. Ему совсем не хотелось портить свой новенький автомобиль, выруливая задним ходом в узкой щели между домами.
Лесли нехотя вылез из машины. Оценив обстановку, он пнул ногой картонный ящик и потянулся за сигаретами. Его рука остановилась на полпути к карману: парализованный внезапным ужасом, Лесли заметил на своем плече маленькую ярко-красную точку.
Генерал замер. Не было никаких сомнений, что он оказался под лазерным прицелом невидимого стрелка. Покинув плечо, точка остановилась немногим выше сердца. Лесли сжался от ужаса. По его лбу градом катился холодный пот. Точка нырнула вниз. Лицо генерала так исказилось, будто бы по нему водили раскаленным утюгом. Он решил отступать. Точка мгновенно отреагировала на попытку бегства, принявшись прыгать на его груди и за мгновение «очертив» все жизненно важные органы.
Единственным, в чем Майкл никогда бы не превзошел Лесли, так это в способности паниковать. За долю секунды в голове генерала пронеслись сотни страдальческих мыслей, начиная с того, успел ли он составить завещание, и заканчивая печальным суждением о том, насколько бессмысленна и несправедлива была его жизнь. На крыше соседнего дома промелькнула одинокая фигура, и переднее стекло машины вдребезги разлетелось от оглушительной автоматной очереди.
Страх подкосил генерала. Он упал на землю, прикрыв руками голову. Пули продолжали кромсать корпус автомобиля. Спасение пришло с неожиданной стороны: заметив вместительный мусорный бак, Лесли совершил геройский рывок и запрыгнул внутрь. Радость генерала, спасшегося от верной смерти, омрачала лишь одна деталь - контейнер оказался полон мусора.
Стрельба моментально стихла. Лесли замер, прислушиваясь к блаженной тишине и мерному жужжанию мух. Приблудный черный кот запрыгнул к нему на плечо, слащаво мяукнул и слизал с его рукава какую-то мерзость. Удар по нервам Лесли оказался сокрушительным: подняв кота, будто раненого товарища, он вылез из бака и, шатаясь, направился к центральной улице.

- Значит, из будущего... - тихо сказал Джонсон. - Умеешь же ты удивить...
- Нет здесь ничего удивительного, - ответил Майкл, вычерчивая линию в пыли. - Не я первый гость из будущего, не я и последний.
- Тогда давай начнем сначала. Почему мы сидим здесь, а не лежим трупами среди обломков самолета?
- Пространственный тоннель. Я создал его, чтобы выбраться из кабины, когда мы уже начали падать.
- Хорошо. Так что мешает тебе открыть еще один «тоннель» и вытащить нас из этой чертовой пустыни?
Майкл поднял голову. Свет солнца слепил, будто неугасающая вспышка взрыва. Безвкусный монотонный ландшафт и накатившаяся волной усталость давили на него не хуже проклятой жары.
- Если бы тоннели можно было открывать куда угодно и когда угодно, люди разучились бы ходить пешком. Тоннель требует большой затраты сил - я не имею в виду физические, сила здесь нужна особого свойства. Два тоннеля подряд я сегодня не потяну.
- Тогда еще вопрос, - вздохнул майор.
Майкл усмехнулся, представив, в какое бешенство впадет Ронштфельд, узнай он о его ответах.

@темы: Полет над грозой

---

"Каски"

XVIII.

- А вот скажите, - спросил он ассистента, - сколько конкретно времени прошло с часа пропажи до тех пор, пока у вас в коридоре лазарет не зародился?
Железный «метр» свернулся с шипящим свистом.
- Предположительное время пропажи - полдень дня вчерашнего, образование лазарета датируем девятью часами вечера, обнаружение - сорока минутами позже.
Ситуация прояснялась, будто дислокация противника после гибели двух-трех разведгрупп. В голове генерала зрело убеждение, что беглянку не выносили из инкубатора вплоть до девяти часов: после нашествия фройляйн Рифльхайм охрана пришла в негодность, тогда-то злоумышленник и выскользнул наружу. Идеей нужно было поделиться с Туфенхорном. Вессон подал полковнику секретный знак, наступив ему на ногу, отчего тот скривился, но все же принял приглашение пройтись вокруг стола. Расчет генерала был и умен, и точен: снимать их рентген-аппаратом в движении было сложнее чем в покое.
- Вот так я думаю, - заключил Вессон, взглянув на полковника не без триумфа.
- Резонные мысли. Майор Сет также высказал их после первичного досмотра.
Лоб Вессона нахмурился с оттенком негодования.
- Уж не знаю, что этот проходимец вам наплел, а дело как мертвым было, так и осталось. Вот вы мне можете пояснить, почему зашло в тупик следствие?
Плечи полковника трагически ссутулились.
- Я не хотел бы, чтобы вы припомнили мне мои слова... - начал он.
- О чем речь! - отмахнулся Вессон. - Мы с вами люди взрослые, я пойму.
- Когда я прибыл в Руненборг вчерашним вечером, состояние... состояние герр фельдмаршала заставило меня усомниться в факте пропажи Греты.
- Вот так ситуация... - выдохнул генерал. Ум стратега, непривычный к особенностям тайных служб, разуверился в здравомыслии полковника.
- Так вы мне скажете или нет, что там с фельдмаршалом было? - тихо потребовал Вессон. - Почему вдруг в нем такие сомнения?
- Вы должны меня понять, - шепнул полковник. - Вчерашним вечером, когда Гельмут прибежал за мной, я обнаружил герр фельдмаршала в довольно незавидном состоянии. Когда он смог вспомнить мое имя, то сразу же спросил, уехала ли фройляйн фон Рифльхайм. Я тут же отбыл на поиски ответа, но не обнаружил среди живых ни одного часового. Поиски привели меня в подземелье, где проявились другие последствия ее... визита. Вернувшись к фельдмаршалу, я узнал из его отрывистых речей, что прибыл дежурный по инкубатору и сообщил о пропаже василиска. Фельдмаршалу стало хуже. Несмотря на шок и кровопотерю, он выразил желание немедленно искать любимицу, однако прибыл доктор и визит в подземелье пришлось отложить, так как...
Пауза в речи полковника настораживала. Бросив затею с рентген-снимками, ассистент Сета укладывал в камин белый порошок.
- Так как... - замялся Туфенхорн.
- Ну, так как для этого мы у него есть.
- Именно.
- В чем конкретно лежат ваши сомнения?
- Дело в том, - почти шепотом возвестил полковник, - что ни охрана, ни часовые не могли удостовериться в пропаже, так как техника безопасности воспрещает им смотреть на василиска, а тем более искать его. Насколько я знаю, фельдмаршал вниз не спускался, поэтому сведения могут быть неточными.
Сапог Вессона замер в нескольких дюймах от паркета.
- Это что же получается? - прошипел он. - Смотреть нельзя, а я тут с вами искать ее, выглядывать должен?
Скулы полковника исполнили скорбную пантомиму.
- Вы - единственный обладатель протеза сетчатки из тех офицеров, которых я мог предложить, - проговорил он.

@темы: Рогатые Каски

---

Выстрел

Обед был безнадежно испорчен Винслером и его «пророчествами», и Майклу не осталось ничего, кроме как проскользнуть в пустой зал совещаний, занять привычное место за небольшим столом и снова погрузиться в мысли о Запредельном. Дверь открылась за его спиной - почти неслышно, но Майкл все же обернулся. На него смотрели абсолютно счастливые, сияющие невыносимо сладким торжеством глаза генерала Лесли.
Майкл поднялся, все еще не понимая, что могло вызвать у генерала этот полусумасшедший восторг. Молчание оборвалось грубо и внезапно. В руке Лесли блеснул револьвер. Захлопнув дверь, он нацелил оружие на Майкла и рассмеялся - тихим, нервным смехом, за которым едва скрывалась эйфория долгожданной победы.
- Стоять на месте, - проговорил он, вложив в эти слова как можно больше презрения. - Ну что, попался, выродок? Я всегда знал, всегда знал, что ты, О'Хара, редкая сволочь... но на этот раз тебе не отвертеться... не отобрать у других то, что они заслужили!
Майкл с опаской взглянул на искаженное самодовольством лицо генерала. Он беспокоился не за себя: с обратной стороны стены, которую он видел насквозь, к залу совещаний медленно приближался Эксман. Майкл не сомневался, что Лесли, у которого явно сдвинулась крыша, сейчас уже все равно, в кого стрелять. Его бросило в дрожь при мысли, что этот жалкий, самовлюбленный карьерист может спустить курок и убить человека, который стоил сотни таких, как он.
- Что замер? - прошипел Лесли, нервно сжав пальцы на рукоятке. Майкл осторожно наклонился вперед, готовясь сбить Лесли с ног и обезоружить его. Но ему так и не пришлось это сделать.
- Наверное, я зайду попозже... - тихо сказал побледневший Эксман, не отрывая взгляд от дула револьвера, застывшего напротив его груди.
Майкл затаил дыхание, следя за тем, как генерал сделал невыносимо медленный шаг назад, к двери. Палец Лесли балансировал на тонкой грани между жизнью и смертью, между выстрелом и тишиной. В глазах начальника штаба читалась почти физическая боль, когда он сделал второй шаг к спасению.
«Как думаешь, Майкл», - прозвучало в его голове, и генерал О'Хара едва совладал с собой, поняв, что слышит голос Запредельного.
«Как думаешь», - продолжил воин, - «сложно ли было мне завербовать сознание мистера Лесли и надоумить его на этот безрассудный шаг?»
«Что ты с ним сделал?!»
Дверь чуть подалась назад. Эксман замер, опираясь ладонями на ее гладкую поверхность, и на мгновение Майклу показалось, что Лесли даст ему уйти...
«Я приказал генералу убить того, кого он больше всего ненавидит», - добавил воин. «Как думаешь, Майкл, а кто это?..»
- Умри, сволочь... - с ненавистью прошептал Лесли.
Пальцы Эксмана бессильно соскользнули с дверной ручки, и грохот выстрела оставил его на полу.
- Да что здесь происходит, вашу мать?! - выкрикнул Мэдли, распахнув дверь и оказавшись внутри. Яростный взгляд генерала, вооруженного «Кольтом», метнулся от поникшего Майкла к оцепеневшему Лесли.
- Что... - угрожающе начал Мэдли.
- Все в порядке, Джонатан, - прозвучал голос, заставивший генерала изумленно посмотреть вниз.
- Все в порядке, - успокаивающе повторил Эксман, чуть приподнявшись на локте.
Гневная маска на лице генерала медленно сменилась недоумением. Он пристально вгляделся в Эксмана, перевел взгляд на Майкла, промолчал несколько секунд и, наконец, спросил:
- Так в кого стрелял этот придурок?
Легкая улыбка Эксмана привела Мэдли в полнейшее замешательство. Растерянный и несчастный, Лесли до сих пор целился в портрет президента, украшенный отверстием от пули.
- Ну и кретин... - тяжело вздохнул Мэдли, вырвав из рук Лесли револьвер. Эксман медленно поднялся, с убийственным спокойствием стряхнул пыль с рукава, окинул Лесли холодным взглядом и наотмашь ударил его по лицу. Генерал принял этот удар с тихим стоном; его руки дрожали, а глаза блестели непониманием и ужасом, охватившими Лесли по возвращении к нему рассудка. Мэдли произнес в адрес генерала непечатное выражение и презрительно сплюнул на пол. Эксман, наблюдавший за Лесли с непривычным холодком во взгляде, чуть улыбнулся - что шло ему гораздо больше, - достал платок и протянул его генералу, из губы которого сочилась кровь.
- Так что здесь было? - с нетерпением спросил Мэдли.
- Ничего страшного не случилось, - спокойно ответил Эксман, взяв со стола чистый лист бумаги, хотя его рука немного подрагивала. - Генерал Лесли пришел ко мне с требованием немедленно уволить его из рядов вооруженных сил. Он очень эмоционально выражал свой протест против политики правящей партии и... так сказать, не сдержался. Вероятно, на выборах он голосовал за республиканцев. Я прав?
Лесли выдавил из себя слабое «да» и закрыл лицо ладонями.
- Пишите, - сказал Эксман, усадив его за стол. - А вы, Джонатан, проследите, чтобы генерал не наделал ошибок: в таком состоянии он вряд ли справится сам.

Примечания

[Вырезанный эпизод с покушением Лесли на Эксмана.]

@темы: Полет над грозой, Random Memoirs

---

***

- The world is at your command, - сказал Арк, встряхнув головой в стилизированном поклоне.
- Я... даже не знаю, что сказать.
- Скажи "мне это очень нравится", - улыбнувшись, сказал орионец.
- Мне это очень нравится, - повторил Майкл, и тяжелая улыбка сковала его губы.
- Эти слова ничего не значат... - произнес он. - Уже ничего не значат.
- И то, что они означают, тоже?
- И это.
- Поздравляю, Майк. Поздравляю. Отныне и вовеки ты больше не будешь обманут. Ни другими. Ни словами. Ни собой.

Примечания

_____________
The world... - строчка из песни Nowhere Man группы "Битлз".

@темы: Полет над грозой, Random Memoirs

---

***

- Я вспомнил один вопрос, который давно хотел вам задать, - сказал Майкл. Конец фразы прозвучал неразборчиво: его голос дрогнул от волнения.
- Вопрос? Пожалуйста, - улыбнулся генерал.
- Когда вы вернулись с войны... вас считали мертвым?
- Считали, - неожиданно ответил Майн. - Не могу сказать, что мне были очень рады: родители уже рассчитывали на пособие, а я их так подвел.
- А девушка?
- Девушка?
- Кристи, - упавшим голосом произнес Майкл. - Вы ведь помните ее?
- А вы, я вижу, славно подучили мою биографию. Впрочем, чего еще можно ожидать от Эксмана и его заместителя, - хитро усмехнулся Майне. - Признаюсь честно: я очень любил ее, и она ждала меня, даже когда ей сообщили, что я погиб. Мы прожили вместе еще два года, а потом - как вы уже знаете - она уехала на континент, где встретила юриста, и прислала мне очень теплое прощальное письмо. Мы расстались друзьями, но ее другом я так и не стал... слишком сильны были воспоминания... Вас тоже кто-то ждет, я не ошибся?
- Да, - ответил Майкл. - Ждет... я думаю...

Примечания

[Альтернативная версия истории Майне и Кристи]

@темы: Полет над грозой, Random Memoirs

---

Осеннее

To D.Cr.

Видишь лошадь, чьи подковы - черные маки на изогнутой плугом тропке?
Видишь всадника, чьи кудри - медь, чьи глаза - уголь, чьи руки - мел?
Видишь паутину, чьи четки - воздух?
У самого дозорный осени свернет туда, куда ветер уносит листья.
Доброй дороги.

@темы: Random Memoirs

---

"Каски"

XVII.

Узкая щель между шляпой и воротом сверкнула бусинками глаз. Скользнув к ним, будто резвый угорь, майор вытянулся и бегло произнес:
- Майор Сет, руководитель пятнадцатого подразделения третьего отдела при Первом комитете центрального управления безопасности Адграда и пригородов.
- Генерал Вессон, - представил коллегу полковник.
Из бездны ворота восстала зубастая улыбочка. Изловчившись, Сет отхватил щипцами кусочек генеральской шинели.
- Благодарствую, - ухмыльнулся майор, укрывшись за спинкой кресла, откуда послышалось шипение химикалий. Вессона вовсе не обрадовала порча военхозного имущества.
- Что это вы здесь делаете? - потребовал генерал.
- Вас это не должно беспокоить, - слащаво ответил Сет.
- Я-то не беспокоюсь, - заявил Вессон, - но мы сюда прибыли не пузыри пускать, а искать важную беглянку.
- Вас, кажется, спросили, Сет, - вздохнул полковник. Улучив момент, ассистент майора накинулся на портфель, огрел его рентген-аппаратом и сполз под стол проявлять снимки. Вспышка аппарата выжгла темные кляксы на искусственной сетчатке Вессона. Пока полковник тряс портфель, пытаясь справиться с тиканьем, Сет проскользнул между ножек кресла и шлепнул на генеральский сапог щепотку белого порошка.
- Так что вы тут разведали? - спросил Вессон, протирая глаз кулаком.
- Ничего, герр Вессон, - ответствовал майор в прежней слащавой манере. - Ничего такого, что впоследствии может быть использовано против вас.
В глазах Вессона зарделось недовольство. Шуршание снимков сбивало его с мыслей о том, как призвать к порядку отбившийся от рук элемент. Тиканье портфеля усердствовало, словно звон будильника. Майор вздернул штанину брюк, обзавелся стерильным штопором и полез инспектировать лампочку, для чего водрузил на стол ветхого вида табурет. Носки таинственного сыщика отравляли атмосферу зеленовато-песочными тонами.
Вессон прошелся по комнате в ритме марша. Стук сапог, милый командирскому сердцу, вернул его мысли в правильное русло. Для начала, подумалось Вессону, было бы неплохо уяснить, как здесь жилось беглянке, что за распорядок дня ей был предписан, а также кто имел к пернатому объекту непосредственный доступ. Инвалиды не в счет, подумал генерал: им и без птицы несладко пришлось. Сама она сбежать вряд ли могла бы, если не дура: зачем птице обрывать житье на полном пансионе?.. В конечном счете, раздумья генерала свелись к двум лаконичным вопросам: «кто» и «как». Сбавив шаг, Вессон миновал полковника, который с трепетом тянул из портфеля оборванный красный проводок.
Озвучить мотив преступления Вессон был не готов. Система защиты инкубатора казалась ему настолько строгой, что - по его собственным мыслям - ее бы и здоровый преодолел калекой, а с василиском это было бы сродни фантастике. Даже если лазутчику, подумал Вессон, и повезло бы заклинания обезвредить, даже если бы он узкий коридор прошел, где до поры, до времени дежурила охрана, то как же он живым из этой комнатушки вышел? Стол, как успело подсказать его орлиное зрение, имел две складные ножки и в случае опасности мог завалиться набок. Сделано это было для того, чтобы гнездо Греты успело сползти на пол, пока диверсанта расплющит удар батарей, которые выдвигались на шарнирах. В сиденье стула находился набор из двадцати шипов; роль пледа пока что была неизвестной. Помимо этих замысловатых штучек в комнате имелись: шахматный паркет с тайными люками, ведущими в резервуары магмы; муляж подсвечника на каминной полке, посылавший искру в баллончик со взрывсмесью; запыленные сигареты с цианидом. Венцом генеральских поисков стали два «Томпсона» работы Вальтера Шелли, вмонтированные под крышку стола.

@темы: Рогатые Каски

---

XIX.

То, что их сбил космический истребитель, не подлежало сомнениям. Последним, что помнил Майкл, были огни, сияющая линия-стрела на фоне полупрозрачных небес. Определить тип корабля за долю секунды было невозможно: даже в Космических Силах Земли парк истребителей менялся чуть ли не каждые пять лет. Напрашивался вывод, что воин из будущего хорошо обеспечил себя боевой техникой - здешней или из-за Предела, кто знает...
- Так что это было? - тихо спросил майор. Его вопрос снова разбился о стену упрямой тишины. Майкл опоздал с правдоподобной ложью - да что там, он даже не успел «вырубить» майора, когда они падали в пространственный тоннель. Эпоха «Quo» не знала перемещений, космических кораблей и диверсантов из будущего; все это существовало под носом у обычных людей, но система контроля была строжайшей, и этот случай не мог остаться незамеченным. Инструкция на этот счет была сухой и лаконичной. «Так будет лучше», - закралась мысль, и ладонь Майкла легла на рукоятку лазерного пистолета.
- Ты долго молчать будешь?!
Рука Майкла дрогнула. Ненавистный образ Эксмана, игравшего чужими жизнями, возник перед ним со всей уничижающей яркостью. Майкл имел полное право пожертвовать чужой жизнью - и не имел права рисковать самим присутствием «солдат времени» в этой эпохе. Но он не мог заставить себя спустить курок. «Можешь довериться Джонсону», - полунасмешливый голос орионца вклинился в его мысли, распалив огонь сомнений.
- Ты прав, - вдруг произнес Майкл. - Ты имеешь право знать.
- Кто ты такой? - выдохнул Джонсон.
- Видишь ли, я... как бы... не совсем человек. То есть, уже не человек. Я из будущего. Далекого будущего. «Солдат времени», если тебе это о чем-нибудь говорит. Не говорит, наверное...
- Из будущего? - хрипло переспросил майор.
- В общем-то, да.
- А это...
- Пространственный тоннель.
- А...
- Космический корабль.
- Но...
- Я здесь потому, что Земле угрожает опасность, - дружески улыбнулся Майкл. - И ты можешь мне помочь.
Джонсон приоткрыл рот, но с его губ не сорвалось ничего, кроме тихого ругательства.

- Сбили?.. - выкрикнул генерал Лесли, сжимая телефонную трубку. - А он успел спастись? Неизвестно? То есть, наверное, не мог? Отлично... то есть, печально... ужасно... Какая невосполнимая потеря... Может, мне сообщить Эксману? Ах, он уже знает... как жаль... то есть, как правильно, что вы держите всех нас в курсе событий... Да, да, ужасное происшествие... спасибо, что сообщили... до свидания...
Лесли опустил трубку, медленно, держа ее до самого щелчка. Он стремился как можно дольше продлить это волнительное чувство. Итак, Майкл О'Хара был сбит и мертв. Погоны с тремя звездочками и хорошая должность при штабе больше не казались Лесли чем-то недостижимым, чем-то печально далеким. Счастье, согревшее генеральскую душу, напомнило ему тот прошлогодний день, когда Эксмана выбила из строя простуда, а Майкл отбыл по делам, и именно Лесли представлял штаб ВВС на очередном совещании у министра. Он помнил все в мельчаших подробностях, которые навеки отпечатались в его честолюбивой памяти. Предметом наивысшей гордости для него было то, что с ним заговорил сам министр, который, правда, ограничился тем, что дважды переспросил, как его зовут. С тех пор Лесли не жалел ни времени, ни средств, чтобы избавиться от Майкла - главного препятствия на пути к вершинам.

@темы: Полет над грозой

---

"Каски"

XVI.

И тут вдруг дверь неслышно скрипнет,
И тень на Линдхена падет.
Фельдмаршал судорожно вздрогнет:
Он никого сейчас не ждет.

Фон Линдхен бледен от волненья,
Схватить он пистолет бы рад.
Но гложут смутные сомненья
Вестибулярный аппарат...

Будь здесь Шильдкнаф, ему бы польстило признание, однако декламации внимал лишь Туфенхорн. Портфель полковника грозно поскрипывал в знак осуждения как автора, так и читателя.

Тень с тонким, стройным силуэтом, - продолжил Вессон,
И поступь быстра и легка...
Вдруг руку с черным пистолетом
Ласкает женская рука.

Трясутся Линдхена колени
И слышен сердца дикий бой...

- Я считаю, - заметил полковник, - что эта бездарный пасквиль порочит честь личности фельдмаршала.
- Вот это верно, - заметил генерал, свернув поэму в трубочку. - Вы это точно подметили. Дома дочитаю, не время сейчас...

Не прозвучавшие строки гласили следующее:

Трясутся Линдхена колени
И слышен сердца дикий бой:
Фон Рифльхайм, для близких Ева,
К нему явилась в час ночной.

Остальные четверостишья расписывали фельдмаршальские муки. Шильдкнаф щедро приправил поэму смелыми метафорами и эпитетами: «крупнокалиберная плеть» соседствовала с «унылым плачем ребер». Было ли так на самом деле, Вессон и знать не знал, однако искалеченные демоны навели его на мысль, что фройляйн Рифльхайм имела довольно странные наклонности.
Коридор впадал в подвальное помещение, в котором Вессон признал инкубатор. Цель их путешествия имела каменные стены и высокий потолок; камин изобиловал рыхлым пеплом, на кресле лежал клетчатый плед, исправно сияли новенькие лампочки. Периметр комнаты очерчивали чугунные змеи батарей.
Их ждали. Возле столика с белой коробкой, походившей на ту, что нес Линдхену ефрейтор, сновали двое. Их лица терялись за воротом черных плащей, а лбы - под широкополыми шляпами.
- Майор Сет и помощник, - сообщил Туфенхорн.

@темы: Рогатые Каски

---

XVIII.

Ход времени замедлился до нормального, вырвав из хаоса мыслей и ощущений насмешливый голос Джонсона:
- ...мы тогда здорово сместились с курса, один из наших даже бросил, мол, одна из моих «мертвых петель» точно закончится над Мертвым морем. Уж не думал, что когда-нибудь меня выберут для того, чтобы снова заварить эту кашу восьмилетней давности...
Джонсон смолк, и Майклу не понравилось его внезапное молчание.
- Что это? - прошептал майор. В его голосе сквозил неподдельный страх.
То ли предчувствие вызвало мысль, то ли мысль породила предчувствие, но Майклу показалось, что на стекло кабины вот-вот ляжет плотная тень.
- Дальше, - шепнул он, и время лишило его чувства волнения, погрузив в хаотический водоворот, где небо и земля менялись местами, словно стороны подброшенной монеты. Он не мог определить, сколько продлился побег от реальности: «скольжение» растягивало секунды до вечности и умещало вечность в жалкие обрывки секунд. И вдруг все изменилось. Над ухом Майкла будто бы взорвался снаряд: грохот оглушил его, сменившись невыносимым звуком, до боли напоминавшим свист ветра.
- Стоп! - крикнул он.
Время подчинилось, вернувшись на круг секундной стрелки. Мир снова восстал из хаоса, и это был прежний, неизменный мир... но кое-что все же изменилось.

В первые секунды Майкл не мог разглядеть ничего, кроме иссушенной земли в паре дюймов от его глаз. Он приподнял голову и с отвращением сплюнул кровь. Запястье левой руки пульсировало неприятной болью. «Ну вот еще...» - с этой мыслью Майкл схватился за пальцы и с силой дернул их на себя. Запястье ответило угрожающим хрустом. Майкл медленно согнул пальцы и усмехнулся: для седьмого это было мелочью. Подняться на ноги оказалось сложнее. Пошатываясь, он сделал несколько неуверенных шагов, остановился и вгляделся в унылый пустынный пейзаж. О том, что случилось, можно было догадаться по черным клубам дыма на горизонте - там, где упал их подбитый самолет.
Майкл провел рукой по лицу, проклиная себя за глупость. Сыграть с огнем ему захотелось... выйти из «скольжения», разобраться, что и как... Мысль о том, что Запредельному не важно, скольких отправить вместе с ним на тот свет, пришла к нему слишком поздно. Какие уж там точечные тоннели, если можно сбить самолет одним выстрелом из бортовой лазерной пушки...
А ведь Джонс все видел, подумал Майкл, сжав зубы. Он не мог не увидеть... но не мог и понять... Дело принимало серьезный оборот: «солдат времени», Майкл допустил ужасную вольность, спасая жизнь Джонсона и швыряя его в пространственный тоннель. Последствия такой выходки могли бы...
Чья-то рука развернула Майкла с такой силой, что он едва не свалился с ног.
- Ну, и как ты это объяснишь? - прошипел майор. Его лицо казалось почти серым. Майкл приоткрыл рот, но ответить ему так и не пришлось. Нервы Джонсона сдали: он отпустил его плечо и прижал ладонь ко лбу.
- Что это было? - сдавленно прошептал он. - Чей был залп? А огни? И эта скорость... маневренность...
Молчание Майкла становилось все мрачнее. Их сбили незадолго после вылета, на территории родной страны, - сам факт уже был крайне подозрительным, не говоря о том, кто именно за этим стоял. Джонсон видел корабль из будущего; быть может, он видел, как он стреляет и чем. И сейчас его человеческая природа пыталась убить воспоминания, стереть из памяти все, что он видел, объявить это бредом, да чем угодно, лишь бы не признавать абсурдную, но истину.

@темы: Полет над грозой

---

Лимен

- Джордан Лимен привлек меня на свою сторону своим первым же выступлением, - продолжал Гендерсон. - Это первый демократ, за которого я голосовал. Никогда не забуду его слов: "Мы будем спорить до бесконечности, но отныне никогда, нигде и никому не уступим ни клочка нашего свободного мира".

- Верно, верно, - согласился Кейси улыбаясь. - Но я и до него голосовал за демократов.
(с) Ф. Нибел, Ч. Бейли. Семь дней в мае.

@темы: И все такое прочее, Полет над грозой